VII

Сверлила Душу фраза, почти двадцать лет назад услышанная в состоянии, называемом «Алмазным», что, мол,

«Твоё Устремление и твоё Сознание МЕНЯЕТ весь ход мыслей и событий вокруг тебя»,

уже тогда вроде как намекая-указывая на Силу его Ауры! Быть может в ней и заключается, как следствие, и Смысл его вынужденного пребывания в монастыре, убеждал себя Ворон, дабы не дрейфить и не упираться? А то несколько раз собирал рюкзак и… опять разбирал. Так не хотелось ему оказаться в монастыре объектом для распятия подлостью.
Однако, первое сознательное, но ещё только разведывательное посещение монастыря далось нелегко.
Справившись с хронической проблемой своих бронхов и преодолев, наконец, кашель, пересиливая головокружение и отвращение от прикосновения одежды к телу, словно к сплошной ране, опираясь на клюку и с рюкзаком на плече, тяжело поковылял он из дому по свежевыпавшему снегу к автобусной остановке…

Евростандартно отремонтированный монастырь на острове впечатляеть своим видом, если к нему приближаться впервые. Впечатляют и ночью подсвеченные снизу здания, золотые купола.
Преодолевая бессонницу, долго в ту первую ночь бродил Ворон по расчищенным от снега дорожкам монастыря, силясь разобраться со своими мыслями и чувствами.
Глядя на окна, за которыми подразумевались монашеские кельи, ему представлялось, что в древние времена в каждой из них обитал и молился при свечах седовласый и всеведущий старец-мудрец, пристальным взглядом своим способный насквозь отсканировать любую Душу на предмет греха. «Но не теперь», - подумал Ворон, предчувствуя современную действительность монастырскую.

Однако, вечерняя «служба» в небольшом, но по-старинному тепло воспринимаемом Михайловском храме над аркой, ему понравилась.
Более того, стоя у стены в тени двери, захваченный обрядовым действом, даже позабыл, как, ещё только поднимаясь по ступеням на второй этаж, с отвращением пересиливал раздражение от прикосновения своей одежды к телу и колющие боли на ступнях.
Конечно же, не единожды Ворон присутствовал на храмовых «службах» и ведал Чувство Благодати, но в тот раз нечто непривычно иное и приятно бередило и ласкало его измотанную Душу. Внимательно присматриваясь к дьякону и его действиям, он будто сам служил, будто сам кадило разжигал, будто сам, стоя пред позолоченными Царскими Вратами, громким голосом произносил Молитвы!.. Совсем как во множестве, записанных в Дневнике его и не записанных, моментов Созерцания самого себя дьяконом!..
И Ворон наслаждался сильнейшим Чувством неописуемой словами полноты в Душе, которая вроде как оказалась на своём месте под сводами храма этой обители, не взирая даже на то, что в какой-то момент ощутил, как по ногам потекли вниз капли крови!.. Он инстинктивно даже посмотрел на пол: не пачкает ли кровью…
Глядя во внутрь, за Царские Врата, он спазмами в Сердце чувствовал, что Дом истинный его не в лесу, не в деревне, даже не в монастыре, а именно в Алтаре, и не важно, какого храма, монастырского или мирского…

Потом уже, в номере, одиноко сидя с обнажёнными ногами на постели самой дешёвой монастырской гостиницы с двухъярусными кроватями, Ворон не только силился представить себе, как же он, такой вот немощный и с такими омерзительными ощущениями тела своего земного, по какой-то странной Воле Провидения, сможет когда-нибудь и в самом-то деле оказаться в сане дьяконском?!

Но сконфузило его и то, что трудники – любящего и жертвующегося Христа, якобы, ради! - с какой-то затаённой неприязнью к нему отнеслись, как в храме, так и в трапезной. От них так и пёрло намерением каким-то образом достать его или…распять, совсем, как в давнем его Видении! Впрочем, так оно и случилось, о чём Ворон по возвращению домой и записал в Дневнике своём, что, мол, когда ему в соборе стало плохо от духоты, и,

«…чтобы от слабости и проблем с сердцем не упасть в обморок, в уголке быстро снял носки со ступней, чтобы стало прохладнее ногам от невыносимого внутреннего жара, то какой-то дьякон молодой это увидел и, фанатично посчитав за кощунство в храме Святого Образа, сделал мне замечание.
Однако, этим не ограничилось и «трудники» подло распространили – стуканули! - эту «страшную весть о кощунстве» среди монахов и, естественно, начальству»,

а самодовольный

«…один из «трудников-байкеров-бесов» нагло мне в лицо смеялся!..»

Однако, именно в тот первый, ещё только разведывательный приезд Ворона в монастырь, духовник обители отец П., тот самый, который когда-то встретил и Благословил его на дороге, когда он с болью в сердце спешил на Зов Богородицы в монастырь к Святому Образу, неожиданно подошёл в трапезной после ужина и без всякого сомнения сказал:
- У тебя абсолютный слух, а у нас на клиросе некому петь.
Немного ошарашенный, Ворон согласился, что заметил, как плохо поют там, за колонной. Но духовник вполне серьёзно продолжал:
- Да со слухом и у самого ведущего клирос не всё в порядке.
Ворон и это заметил, кивнув в ответ. И тогда о. П. без обиняков предложил:
- Тебе надо петь на клиросе. Да и кафизмы будешь читать.
От такого предложения Ворон сперва замер от удивления, но потом высказал сильное сомнение, что, мол, с самочувствием у него очень плохо, что в монастырь приехал лишь исповедоваться, да и Причаститься, быть может даже, перед смертью. Но на это о. П., словно и не слыша возражений, предложил Ворону немного спеть.
- Да, я подпевал иногда в нашем храме мирском, но не более того, - попытался возразить Ворон, - но на клиросе не пел.
Но духовник не унимался, и ему всё же пришлось немного пропеть. Оставшийся же довольным о. П., будто и вопрос-то был решён, напоследок и на удивление Ворону, нетерпящим возражения тоном, распорядился:
- В монастыре все работают. Ты сможешь чистить картошку. А завтра утром придёшь в собор на Братскую Молитву, и, после общего Благословения, я тебя представлю на клирос.
- Но я даже стоять не могу толком! – удивился Ворон.
- Можешь сидеть. Только в момент «Славы» всё же надобно стоять, - напоследок сказал о. П. и удалился.

Но Ворон, преисполненный не только удивления по поводу неожиданно случившейся беседы с духовником обители в столь неожиданном месте, но и, снедаемый сомнениями, силился разобраться, как же поступить – согласиться или нет?
Разведка разведкой, а о. П. без обиняков распоряжался его Судьбой! И сам духовник ли устами своими ему говорил, или за зрачками его вещала некая Персона? Уж больно не естественно вёл себя он.

Трудно было Ворону, вот так вот сразу, окунуться в монастырскую жизнь.
Страшно было ему даже подумать, что можно навсегда обрубить пути назад в привычную, пусть и мирскую, но всё же, лесную жизнь отшельника – действительно монаха даже без пострижений в стенах монастырских, больше воспринимаемых им лагерными, только без колючек.
Просто невозможно было себе представить, что навсегда он будет вариться лишь в рамках монашеских правил и храмовых служб, подчиняясь чужим указаниям и сомнительным личностям, которых, быть может, и уважать-то не сможет, да и не стоит!

Неужели, по обыкновению ночью долго размышлял Ворон в гостинице, так и продолжая сидеть без штанов… Неужели Богу не достаточно было его переживаний и страданий, его труда с компьютером над статьями, письмами, рассказами, неужто не достаточно его одиночества?..
Неужели исполнятся пророческие Видения его и быть ему постриженным и дьяконом?
И потом, разве возможно полноценно жить, нести послушание трудником или в сане, но при таком плачевном самочувствии с постоянной мыслью, как бы поскорее умереть? Или…
А быть может, рукоположившись в сан, он избавится от мучений телесных?

Однако, после ранней Братской Молитвы, на которую Ворон приковылял, он тихо и незаметно ушёл из монастыря.