* * *

Пока Ворон размышлял, постепенно вечерняя «служба» в соборе монастырском притянула в храм не только ленивых на молитву трудников, с нетерпением ожидавших окончания «службы» и ужина-то, наконец, но и некоторое число новых паломников взбудоражило размеренно-ленивое течение обряда обыденного дня.

Ворон же, с прикрытыми веками глазами, перебирая чётки и фоном для Сознания повторяя про себя Иисусову Молитву, как всегда старался отключиться от суеты и всё же сосредоточенно следить за «службой», понимая истинный Смысл человеческими Мыслью, Словами и голосовыми Звуками производимой Энергии ИНФОРМАЦИИ этой христианской Белой Магии.

Однако, в какой-то момент он почувствовал, как выпал из обычной реальности и вдруг увидел совсем иным Зрением, нежели телесными глазами, как странно полупрозрачным ставший храм, так и таких же прозрачно-неестественных видом людей! Но так как с ним и раньше такое уже случалось, то Ворон не засуетился, не стал вертеть головой, но остался сидеть спокойно, продолжая перебирать чётки и наблюдая сгустившийся ЗОЛОТИСТЫЙ Свет и над собой по всей стене, и до сводов храма!.. Промелькнула лишь мысль, что случалось с ним такое всегда, когда Провидение или предупреждало его, или предостерегало…

В то же время он увидел, как отец П., уже отработавший в Алтаре вне «службы», вышел в зал и внимательно присмотрелся к пожилой паре людей – мужа с женой, тихо-скромно стоявших у входа в храм. Скорее всего они были «чадами» иеромонаха и ожидали его.

Но Ворону интереснее было то, что рядом с иереем-духовником из Алтаря вышла… и ДЕВОЧКА лет двенадцати, хотя субъекты женского пола туда никак не допускались!.. Только присмотревшись внимательнее, особенно к удивительно ЗОЛОТИСТЫМ не только длинным одеждам на ней и к её волосам, но и к такой же ЗОЛОТИСТОЙ коже лица её, он догадался, Кого созерцал!..

ЗЛАТАЯ Девочка спокойно шла рядом с отцом П., который, как прекрасно понимал Ворон, её во плоти не видел и вообще о ней даже не догадывался, куда бы тот ни направлялся в храме, и внимательно, но доброжелательно прислушивалась, о чём тот говорил кому-либо… Иногда Она сама говорила, хотя Ворон и не слышал голоса Её, но, как он понимал, звук в тот момент исходил из уст духовника монастыря!..
К сожалению, отец П., а вместе с ним и ЗЛАТАЯ Девочка, опять скрылись в Алтаре.

Продолжая созерцать иным Зрением происходившее в зале, Ворон заметил высокого и довольно светлого видом и одеждами «дедка», седого и усато-бородатого, каким-то образом поняв, что этот субъект развоплощён и тем более не видим для остальных людей в храме… К неудовольствию Ворона, «дедок» медленно подошёл к нему и некоторое время, видимо, пытался сообразить, видит ли его Ворон, а положительно удостоверившись, довольно стеснительно попросил от него Молитвы о себе …

Уже не раз случалось, что умершие люди, знакомые и незнакомые, нагрешившие и накуролесившие живя во плоти, потом доставали Ворона неприкаянными Душами, прося его Молитв или за них, или за кого-нибудь из их умерших близких. Ему это не нравилось ни слушать, ни созерцать.

…Но развоплощённый «дедок» не уходил, скромно продолжая ожидать реакции Ворона, который и не собирался с ним разговаривать… Тогда «дедок» сунул руку себе в карман и Ворон услышал его Мысль, мол, «Я заплачу»…
«И каким же образом ты это сделаешь?» - про себя подумал Ворон и, не желая больше видеть назойливых развоплощённых Душ в храме, резко встряхнул головой, избавляясь от созерцания, встал и пошёл поближе к клиросу, где – он это ЗНАЛ! - отец Б. с молодым пономарём, пока иерей читал ектений за диакона, увлечённо спорили: будет сегодня осипший Ворон подпевать Херувимскую или нет.

* * *

Была осень ещё лишь серединой октября, а снег валил, сырой и тяжёлый, каждый день!
Каждое утро приходилось трудникам прочищать дорожки для монахов ещё до ранней Братской Молитве, а потом весь день выскребать углы от снежных сугробов. Но вскоре трудникам надоело каждое утро рано вставать и, в конце концов, как-то незаметно только Ворон неизменно рано выходил не только проходы к корпусу трудников прочищать, но широким фанерным скребком уже в одиночестве проскребал главные проходы по всему монастырю до того, как монахи выходили на улицу и направлялись в храм для Молитвы.

Охранники, которым и самим приходилось чистить снег около своей сторожки и перед входом в монастырь, доносили Матушке И., что трудники нагло ленятся и филонят, но к удивлению Ворона, это мало её волновало, будто именно ему больше всех надо было мучиться со снегом. Или это была проверка его на «вшивость» Терпения и Смирения, вопрошал он себя?
«Он у меня – молодец!», - передавали охранки Ворону слова Матушки о нём. Но это его не радовало, так как с каждым новым снежным днём ощущал он, как слабел, и как-то предупредил Матушку, что если устанет окончательно и если заболеет тем более, то уйдёт, но не позволит себе пребывать в монастыре в окончательно немощном состоянии.

* * *

Но погода сдурела окончательно. Не успевали из монастыря снег убирать даже техникой!
Усталость немолодого уже Ворона, а тем более работавшего полуонемевшим телом, раздражала. Тем не менее, он не сдавался и после Братской Молитвы в очередной раз в одиночестве скрёб дорожки, пока остальные трудники изображали из себя в храме великих молитвенников…

Когда он со скребком проходил вдоль по главной дорожке в сторону собора, из него вышел отец П. и, быстрым шагом подойдя к Ворону, остановил его и трижды, как бы с просьбой, громко сказал ему:
- Ты только не заболей!.. Ты только не заболей!.. Ты только не заболей!.. Ты НАМ НУЖЕН!..
Сказал и так же быстрым шагом удалился.

Ворону в тот раз оставалось лишь догадываться, кто именно говорил ему устами монастырского духовника.
А вечером он заболел сильной простудой бронхов! И как бы не сопротивлялась его отъезду Матушка И., он покинул монастырь и вернулся к себе в лесную деревню.