Ворон

Церковь Златой Софии 30

ХХХ

2.

* * *

…Но тёмная пора летней ночи коротка и Ворон в очередной раз очнулся от без-мыслия как раз в тот момент, когда охранники выключили фонари.
Спать так и не хотелось, и он продолжал сидя смотреть в окно. За фонарями в утренних сумерках уже можно было различить двухэтажный жилой корпус, в котором жили и в тот час, видимо, ещё спали немногочисленные монахи на втором этаже, а под ними на первом этаже в отдельных кельях – «бугор» трудников и тот самый неприятный инвалид.

Долгим немигающим взглядом смотря на тёмные окна корпуса, Ворон и не заметил - или будто так и надо было! - как приблизился к ним, словно одними только глазами, а потом вдруг сквозь стену просочился и оказался в мрачном коридоре второго этажа, где никогда раньше не бывал!.. Некоторое время прислушиваясь к своим впечатлениям, он констатировал, что, не смотря на уже светлую утреннюю пору, очень даже неприятно было там находиться во мраке, ибо напоминало времена, когда ему с чувством ужаса и омерзения всё же часто приходилось посещать такие же мрачные лабиринты бесконечных подземных тоннелей, кишащих мерзкими и опасными бесами, чтобы оттуда вытаскивать, отмолить-искупить и спасти очередную, но БЫЛУЮ Душу из СВОЕГО Ожерелья Воплощений … И всё же, преодолевая себя, подошёл к ближайшей двери кельи и, осторожно приоткрыв её, заглянул внутрь… В тёмном сводчатом помещении послышался ритмичный храп спящего человека, Ворон просочился внутрь и пригляделся… На широкой кровати в ещё более затемнённом углу одетыми в подрясники лежали и спали двое монахов и он узнал их – храпевшего большого отца С. и духовника монастырского отца П. … Но присмотревшись внимательнее Ворон вдруг отпрянул, увидев вместо лица отца С. – словно лопатой приплюснутую тёмную личину ящера!.. Духовника же, лежавшего на боку и спиной к Ворону, невозможно лица было разглядеть, да и не было желания лицезреть, видимо, тоже нечто омерзительно-ужасное… Сообразив, что, скорее всего, оба эти существа в монашеских подрясниках, находились в разных кельях, а только их кровати стояли у одной стены, через которую уже многомерным Зрением Ворон и мог созерцал как бы сквозь стену… Важнее для его было то, что оба те монастырские иереи, стало быть, соответствовали друг другу и резонировали именно ЭГОЦЕНТРИЧНЫМИ Качествами Душ своих, что и выражается в ПОДЗЕМНОМ Бытии корыстно-развитым Умом представителей небезызвестных РЕПТИЛОЙДОВ!.. И Ворон поспешил удалиться оттуда… Но, оказавшись опять в коридоре, он будто провалился-просочился под пол и оказался на первом этаже здания!.. И замер, чтобы, как к непрошеному гостю, не привлечь к себе внимания, так как в тот же момент заметил, как открылась дверь одной их келий и оттуда вышли двое неизвестные ему и очень худые на вид монахи в подрясниках... Но в открытую дверь он всё же спел заметить, что это была келья инвалида, который не спал, но, неизменно в обнимку со своим «смартфоном» беседовал со какими-то очень неприятными на вид женщинами… А так как чувствовалось оттуда нечто агрессивно-порочное, то Ворон волевым усилием поспешил покинуть чужой коридор…

Столь неожиданное Видение того неприятного, что скрыто от остальных людей и от наивных паломников в монастыре, озадачило Ворона и дополнило его душевную копилку сомнений и желание бежать куда глаза глядят от грязи всей той лицемерной религиозности то ли бесо-ящеров, то ли ящеро-демонов в человеческих обличиях и в подрясниках, и даже рукоположенных в иереи!..

* * *

Паломницу «аж из Америки» Ворон ещё в субботу вечером заметил в соборе, и сразу же ему показалась немного «не от мира сего». Она вела себя в храме не так, как обычные российские паломницы, всезнающие с религиозно-кислыми выражениями на лицах, одеты по православному «имиджу». Она не носилась по храму и не лезла к Иконам. Она просто слушала «службу» и упивалась действительно прекрасным пением местных мирских женщин, за плату подрабатывавших на клиросе.
Но Ворон и не подозревал тогда, что придётся со странной паломницей «аж из Америки» пообщаться поближе...

Однако, «американка» русских кровей оказалась женщиной не только приятно общительной, образованной и дипломированным психологом, но и – к восторгу Ворона! – неслабой Ясновидящей, зато монастырских насельников удивлявшей своей какой-то крайней наивностью, граничившей с детской непосредственностью, и душевной ранимостью.
В воскресный же день после Литургии, они долго прогуливались по монастырю и вокруг него, увлечённо беседуя, к неудачно кисловатой улыбкой прикрытому неудовольствию всегда подозрительной Матушки И., встретившейся им на пути.

Детская восприимчивость всего вокруг и манера «американки» говорить, заставляли Ворона улыбаться, но, в то же время, серьёзные мысли и замечания её о поведении людей и о местной монастырской негативной действительности, которая ведома была только ему, приятно поражали точностью определений!

Во время ужина в трапезной, «американку» Ворон посадил всё же рядом с собой, опасаясь каких-нибудь несуразностей в отношениях её с матёрыми, парой нагловатыми насельниками. И всё поначалу вроде было нормально, но только, пока не появился отец. С., словно тупоносый пароход выплывший в зал и пристально-тяжёлым взглядом исподлобья оглядевший всех присутствовавших на ужине.
До того момента «американка», что-то радостно шептавшая Ворону на ухо, вдруг притихла и, глядя широко раскрытыми глазами на огромного иерея, словно обмерла, потом вся скукожилась и, не дожидаясь окончания ужина, спешно вышла из трапезной.

Когда Ворон нашёл её потом около гостиничного корпуса для паломниц, то на немой его вопрос, она шёпотом сказала:
- Извините меня, пожалуйста, но я никак не могла, ну никак не могла остаться до конца ужина… Он ужасный! Какой он ужа-асный!..
- Ужин? – слукавил вопросом Ворон.
- Да не-ет, не ужин, - осторожно оглядываясь на хозяйственный корпус, возбуждёно шептала она. – Но он так ужасен… этом монах… Так ужасен!..

Ворон, жалея столь неадекватную женщину, посчитал излишним уточнять, каким именно созерцала ясновидящая «американка» отца С.. Только сожалел, что она быстро собралась и с первой же оказией уехала из монастыря.